Рычал он на Шабе. Старик посмотрел на эту собаку и вспомнил другие собачьи морды…
Ослепительный снег. Отчаянно лающая овчарка. Ее держит на поводке охранник с ружьем, но она все рвется вперед, утопая в глубоком снегу. Немного дальше идут другие охранники, тоже с собаками, рвущимися с поводков. Широкой шеренгой все продвигаются в сторону леса.
Вскоре входят в него и исчезают среди сосен, зеленые ветви которых тяжело нагружены снегом. Наступает тишина. И тогда ему удается выбраться из-под глубокого снега. Все в той же форме заключенного, он устремляется в сторону обрыва, глаза его налиты кровью, как у злого животного.
Запершись в кабинке туалета, Юрек открыл сумку и осмотрел ее содержимое. В ней лежали разобранное ружье с оптическим прицелом, патроны, пара галош, билет первого класса на самолет в Лондон и бельгийский дипломатический паспорт с фотографией Юрека на подставное имя курьера, уполномоченного доставить дипломатический чемодан.
Был там также конверт с фотографией человека, которого следовало убить, и бумага с инструкциями, как добраться до места убийства. Юрек внимательно прочитал инструкции, потом с интересом осмотрел предмет, оказавшийся на самом дне сумки: нечто вроде кожуха от пишущей машинки, но вместе с клавиатурой.
Юрек положил билет, паспорт и конверт в карман, потом спрятал в сумку разобранное ружье, аккуратно накрыл его ложным кожухом от пишущей машинки, закрыл сумку и вышел из туалета.
Мерилен и Контатти шли не торопясь вдоль парковки аэропорта, заполненной множеством машин.
— Прекрасно представляю себе, — сказала она, волнуясь, — что произойдет, когда… когда он выстрелит, когда убьет его. Вспыхнет море света, и все бросятся к нему. Он окажется отличной мишенью… Да его же просто изрешетят пулями. Именно этого вы хотите, да?
Контатти постарался сохранить невозмутимость, но видно было, что ему это нелегко.
— Успокойтесь, Мерилен. Что за странные кровавые фантазии вы придумываете. Все будет хорошо. — Они направлялись к его машине. — Успокойтесь, никто не станет в него стрелять. Он нужен живой, это же ясно, чтобы понять, кто он такой и на кого работал.
— Его будут пытать, и он все расскажет.
— Все — это что?
— Расскажет обо мне. А вы думаете, я смогу выдержать допрос, какой мне устроят… советские специалисты?
— Но никто и не говорит, что Рудинский станет вспоминать вас. Какой ему смысл вовлекать вас в это дело? Выяснят, кто он такой — поляк, не имеющий никакого отношения к разведке, найдут Соню, поймут, что его шантажировали и вынудили действовать. И ничего ему не будет. А почему, собственно, его должны наказывать?
— Чересчур оптимистичный прогноз, вам не кажется?
Они сели в его «фиат».
— Ну хорошо, — сказал он, — допустим, Рудинский назовет ваше имя. Но я ведь уже объяснил: вам достаточно сообщить о своем участии в похищении в качестве совершенно случайного посредника.
— А если я буду вынуждена рассказать и обо всем остальном?
— Обо мне и о Шабе? Бросьте, не станут же они по-зверски обращаться с женщиной.
— А если станут?
Контатти сделал примирительный жест:
— Тогда отношения между Англией и Советским Союзом станут очень плохими и… — Он замолчал, заметив, что Мерилен неодобрительно качает головой.
— Нет, — сказала она, — сейчас я, как никогда, убеждена, что вы совершенно не заинтересованы в том, чтобы Юрек был спасен.
— Юрек?
— Рудинский, — сухо поправилась Мерилен. — Вы хотите, чтобы он погиб, потому что тогда будет оборвана нить, ведущая в наше посольство. Он не назовет мое имя, и все следы будут утеряны. Им придется допрашивать труп. Вот каков ваш план. Я окончательно убедилась в этом несколько минут назад, когда увидела Шабе, этого жуткого человека, похожего на саму смерть. Он был там, наверху. Это он, если не русские, убьет Рудинского. — Она с вызовом посмотрела на Контатти, глаза ее грозно сверкали.
Контатти включил двигатель.
— Если обстоятельства сложатся так, как говорите вы, отчего вы так беспокоитесь? Все будет в полном порядке.
— Да, в порядке, — с горечью повторила Мерилен.
Машина тронулась с места, и Контатти задал вопрос прямо:
— Почему бы вам не сказать правду? Вы ведь неравнодушны к этому человеку, более того, просто влюблены в него.
— Это действительно так. Ситуация изменилась. Мы занимались с ним любовью, и я хочу…
— Вы нисколько его не любите, — раздраженно прервал ее Контатти. — Вы… уподобились какой-нибудь швее, продавщице, поддавшейся сиюминутному влечению… — Он с презрением посмотрел на нее. — А он тоже хорош, этот граф Рудинский, в такой ситуации не находит ничего лучшего, как затеять любовную интрижку.
— Уберите от него Шабе или…
— Или?
Мерилен пристально посмотрела на Контатти и медленно произнесла:
— Вы думаете убрать и меня?
Контатти, похоже, вновь взял себя в руки и полностью овладел ситуацией.
— Перестаньте фантазировать, Мерилен. Просто я думаю, что… любовь несколько усложнила ваше положение, а оно и без того у вас довольно трудное. — Он затормозил у выезда с парковки, отдал служителю чек и деньги и в ожидании сдачи, которую тот не спешил принести, с улыбкой обернулся к Мерилен. — Простите, если я позволил себе несколько резких выражений. Но дело в том, что я разочарован, огорчен. Вы ошиблись в этом человеке, Мерилен. — Получив сдачу, он поехал дальше и, не глядя на свою спутницу, продолжал улыбаться. — Вы ошиблись в выборе мужчины, на его месте следовало бы быть мне. Но, очевидно, выбирая женщину, в свою очередь ошибся и я. Бывает.