— Ничего особенного, — сказал он. — Всего лишь продырявлена шина. — Все же он с огорчением покачал головой и предложил Мерилен: — Давайте поможем ему. Он уже стар. Сил не хватает. А куда же сам-то он делся?
Контатти поднял валявшийся рядом домкрат, вставил его в специальное отверстие в шасси и начал крутить ручку, но потом обратился к Мерилен:
— Покрутите еще, пожалуйста, а я возьму запасное колесо.
Он достал его из багажника и вместе с инструментами положил на землю. Заметив, что Мерилен целиком занята домкратом, осторожно вошел в ворота и сразу же обнаружил неподалеку тела двух связанных карабинеров с заткнутыми ртами. Усыпленные хлороформом, они все еще были без сознания, возле ран запеклась кровь.
Тут Контатти услышал, как подошла Мерилен. Он улыбнулся:
— Хлороформ. Проснутся с расстройством желудка.
— Они живы?
Контатти кивнул:
— Они молоды. Ничего страшного.
Вернувшись к «мерседесу», Контатти принялся отвинчивать болты на колесе, а Мерилен наблюдала за его движениями.
— С вами, Контатти, все всегда кажется случайным, а на самом деле все происходит отнюдь не случайно. Я просто восхищаюсь беспечностью, с какой вы действуете, следуя строгой и четкой логике. — Мерилен указала на огромную тень ангара. — Шабе, конечно же, там, наверху.
— Должны ведь мы все же знать, что там произойдет.
— Естественно. Но при всем этом есть что-то такое… Меня не покидает какое-то странное ощущение…
— И что же это за ощущение? — терпеливо спросил Контатти. — Послушаем. Вы поистине неистощимы.
— Нечто вроде предчувствия. Как бы это поточнее сказать. У меня впечатление, что вы отвели мне роль козла отпущения.
Контатти обернулся к ней:
— Мерилен, вы шутите.
Он принялся крутить домкрат, и машина стала постепенно приподниматься.
— В тот день в загородном ресторане, — продолжала она, — когда Шабе позвонил Юреку и дал ему поговорить с Соней, я видела, с каким любопытством смотрел на нас хозяин. Любопытство вполне понятное в этой ситуации, и я даже содрогнулась тогда при мысли, что это же свидетель, который наверняка узнает и меня, и Юрека. Возможно ли, подумала я, чтобы такой осторожный человек, как Контатти, допустил такую оплошность? — Она посмотрела на него, чуть улыбаясь. — Или это была преднамеренная неосторожность? Как и все другие… кажущиеся неосторожности…
Контатти с улыбкой упрекнул ее:
— Вы всюду видите двойную игру, двойной смысл, даже в самых простых вещах. — Он снял проколотое колесо. — Если и дальше будете так же неверно оценивать ситуацию, то в конце концов поставите под сомнение вообще все. — Он установил запасное колесо. — Еще немного, и вы скажете мне: «Контатти, я поняла наконец, что вы… не англичанин. Вы… скажем так… русский секретный агент!» Вам еще не приходила в голову такая мысль, нет?
— Нет, еще не приходила.
— А почему бы и нет? Представьте на минутку, что я сотрудник КГБ. С помощью какой-нибудь хитрости оказываюсь на вилле английского посла, чтобы вы, любовница Питера Уэйна, поверили, будто я англичанин… Вы ведь не можете отказаться от сотрудничества…
— Конечно. Ловушка надежная. Однако я собственными глазами видела, как вы выходили из английского посольства.
— Это верно. Но я ведь мог оказаться там под каким угодно предлогом, например, чтобы поговорить с каким-нибудь чиновником или спросить о чем-то портье. Вы, в сущности, видели только, что я выходил оттуда, но не видели меня внутри.
— Но будь вы русским, то, конечно, не стали бы убивать своего коллегу — ученого Рудольфа Форста.
— Ладно. Продолжим эту игру… двойную игру, которая вам так нравится. А вы уверены, что убит будет именно Форст?
— Действительно. Вы могли приказать Юреку убить Хагена, американского разведчика. Но этого вы не сказали бы мне даже в шутку: тогда у меня могло бы возникнуть сомнение.
— И в самом деле я не говорил вам этого даже в шутку, — согласился Контатти, крепко затягивая последний болт. — Видите ли, Мерилен, мы живем в мире, где нет ничего определенного и возможно все. Но никто не в силах жить в полнейшей неразберихе, даже вы. — Он взял снятое колесо и отнес его в багажник. — Поэтому вам стоит верить тому, что вам говорят, не придумывая никаких историй, не ломая над этим голову, и, самое главное, согласиться, что вполне возможна какая-то ошибка, какой-то дефект. В конце концов, все мы люди и иногда ошибаемся.
— В случае с вами я, как никогда, убеждена, что любая ошибка — результат точного расчета.
— Хорошо бы, чтобы так было. Но, к сожалению, это не так. Вернемся к тому примеру, который я приводил. Если Рудинский выстрелит в американца, это не значит, что мы русские агенты. В таком случае речь может идти об ошибке из-за темноты или даже о своего рода мести за шантаж, которому он был подвергнут. — Уложив инструменты, Контатти закрыл багажник. — Не забывайте, что ваш новый… поклонник поляк, горячая голова, как и все поляки. К тому же еще и голубых кровей, то есть убежден, что он выше общепринятой морали. Если у него не выдержат нервы, я думаю, он вполне способен пожертвовать даже собственной дочерью, лишь бы только сорвать все наши планы. Вы, зная его хорошо, исключили бы подобное?
Мерилен помолчала, раздумывая. Контатти указал на крышу ангара:
— Вот почему старик затратил столько труда, чтобы забраться туда.
— Понимаю. В такой неопределенной, переменчивой ситуации, когда нельзя быть ни в ком уверенным, когда трудно отличить ложные цели от истинных, как защититься, как избежать несчастий?